Пальцы Леонардо прошлись по выпуклому животу герцогини, прощупывая плод. Лежавший поперек, он не желал выходить, принося женщине страдания.

– Я умру? – просто спросила герцогиня, стиснув руки Леонардо.

– Что вы, герцогиня! – обливаясь потом стал ласково успокаивать Леонардо. – Все будет хорошо. Дайте мне наконец воды! – выкрикнул он, глядя на окровавленные ноги герцогини.

– Возьмите, – расплескивая из кувшина воду, подскочила к Леонардо одна из фрейлин.

– Мне нужно много воды! Еще! – кричал Леонардо, увидев, как лицо герцогини покрывается синевой. – А теперь тужьтесь, герцогиня. Я вам помогу…

Комнату разодрал истошный женский крик, заставив присутствующих болезненно поморщиться.

– Герцогиня родила мальчика… Он мертв, – объявил Леонардо, держа плод. – Унесите его, – передал он ребенка одной из фрейлин. – У герцогини кровотечение, я не могу ничего сделать! – в отчаянии воскликнул Леонардо, взирая на Беатриче, истекающую кровью.

Герцогиня вдруг закатила глаза и, набрав в легкие воздуха, как если бы хотела чего-то поведать, так и не выдохнула, застыв с полной грудью.

– Что у вас там происходит? – вошел встревоженный лейб-медик. – Где Беатриче? Она что-нибудь говорит?

– Уже нет, – глухо отозвался Леонардо, отвернувшись.

Лейб-медик подошел к постели герцогини, поправил окровавленное платье, затем поднял руку за тонкое запястье и, растерянно посмотрев на Леонардо, объявил:

– Герцогиня мертва… Боже!

Не сказав ни слова, Леонардо да Винчи вышел из спальной комнаты и, едва переступая враз отяжелевшими ногами, направился в сторону зала, откуда поминальной музыкой звучала волынка, все более наполняя душу тоской.

Распахнув дверь, Леонардо вошел в переполненный зал, в самом дальнем конце которого, в обществе Лукреции Кривели, заметил веселящегося Сфорца. «Бедный, он еще не подозревает о том, какое счастье у него было в руках», – с тоской подумал Леонардо. Герцог выглядел веселым, беспечным и, кажется, не думал останавливаться в своих развлечениях. Жизнь представлялась для него несмолкаемым бесконечным праздником. Леонардо вдруг понял, что сегодняшний день будет переломным в судьбе герцога и к прежней беспечной жизни он вряд ли когда-нибудь вернется.

Музыканты в этот день играли особенно вдохновенно, не подозревая о том, что самые веселые аккорды были реквиемом по почившей герцогине Беатриче.

– Господа, – негромко прохрипел Леонардо, сглотнув слезы, текущие по щекам.

Музыка вдруг умолкла, как если бы ее не было вовсе. Взгляды всех присутствующих были обращены к маэстро. Леонардо да Винчи вдруг осознал, что прошел в центр зала через расступившиеся перед ним танцующие пары. Герцог взирал на Леонардо с откровенным изумлением. Молодой граф – с ужасом. Что же такое написано на его лице, если он так всех перепугал? Только сейчас мастер обратил внимание на то, что его руки были перепачканы кровью.

– Что вы хотите нам сказать, Леонардо? – беспечно поинтересовался Сфорца.

– Ваша светлость, – отвечал Леонардо, не узнавая собственного голоса. – Беатриче… умерла.

Глава 27. 1911 год. Сентябрь. Санкт-Петербург. Полицейская депеша

В здании Министерства внутренних дел через неделю должен был состояться съезд чинов сыскных отделений России. Хотя, надо признать, совещание будет смешанным и на него приглашены также чины прокурорского надзора и следственной части.

Совещание посвящалось улучшению деятельности сыскных отделений, и действительный статский советник Владимир Гаврилович Филиппов намеревался выступить с докладом о создании группы, специализирующейся на раскрытии преступлений в области искусства. В последние годы таких правонарушений становилось все больше. Злоумышленники потрошили провинциальные музеи, являвшиеся наиболее незащищенными, вынося из них все самое ценное: серебряную посуду, украшения, а кто побойчее и порасторопнее, разорял московские и столичные музеи. Месяца не проходило, чтобы с витрин не уносили какую-то значимую вещицу. А через короткое время экспонаты оказывались у какого-нибудь коллекционера, который никоим образом не желал расставаться с ворованной вещью.

Год назад в Ростове-на-Дону был взломан местный краеведческий музей, откуда выгребли все скифское золото, найденное за последние десятилетия. Причем половина артефактов была обнаружена уже через полгода в антикварных магазинах Берлина. А с месяц назад в Москве и в Санкт-Петербурге стали появляться фигурки божков древних ацтеков, изготовленные из нефрита, на каждом из которых стояли музейные номера. Желающих приобрести заморские музейные экспонаты отыскивалось немало: наверняка они сейчас находятся в коллекциях Морозовых да Рябушинских. Две недели назад был ограблен особняк известнейшего собирателя старины – Николая Семеновича Мосолова. Причем была вынесена редчайшая графическая коллекция, представленная ведущими европейскими школами: итальянской, голландской, французской, английской. Нетрудно предположить, что через какое-то непродолжительное время похищенные ценности всплывут где-нибудь в Париже или в Риме.

Так что впереди была большая работа по объединению усилий между европейскими полицейскими и русскими. Но сначала нужно доложить о своих соображениях и убедить товарища министра внутренних дел Свиты Его Величества генерал-майора Джунковского в целесообразности создания особенной группы. В нее должны входить специалисты, прекрасно разбирающиеся в искусстве и в предметах старины. Неплохо было бы привлечь в состав группы высококвалифицированных экспертов по искусству, обучавшихся за границей. Осталось лишь только грамотно доложить свои соображения по вопросам упорядочения дела уголовного сыска. И можно будет всерьез заняться раскрытием сети, занимающейся кражей произведений искусства. Нынешняя сеть охотников за произведениями искусства хорошо законспирирована, и она тянется далеко в Западную Европу.

– Господин действительный тайный советник, – прервал размышления Филиппова вошедший адъютант.

– Что у тебя?

– Из Парижа к вам пришла депеша.

– От кого?

– От инспектора Дриу.

– Ах вот оно что, – невольно улыбнулся Филиппов, вспомнив своего французского коллегу.

Ему невероятно нравился Франсуа Дриу, с которым он познакомился несколько лет тому назад, как профессионал высочайшего класса, так и приятный собеседник, поэтому не стоило удивляться тому, что они быстро нашли общий язык. Обычно Дриу присылал депеши на праздники: поздравлял с Рождеством, с Крещением, Пасхой. Но в этот раз послание выбивалось из рамок заведенного порядка, следовательно, оно касалось служебной деятельности.

– Давай сюда! – сказал действительный тайный советник.

Прочитав послание, Филиппов невольно нахмурился. Вот где ты выплыл, господин Воронцов… В Париже!

Фамилия фигуранта ему была известна до зубной боли. По оперативным данным, пропажу ценностей из особняка Николая Мосолова связывали именно с этим человеком. Незадолго до ограбления в его дом под видом покупателя явился молодой мужчина, представившийся графом Кириллом Петровичем Воронцовым. Визитер внимательно осмотрел коллекцию, сделал ряд существенных замечаний по собирательству, договорился о встрече через неделю, чтобы обсудить возможные приобретения, но уже через день из коллекции были похищены самые значимые полотна.

Произошедшее можно было бы отнести к разряду случайностей, если бы подобное разорение не происходило с другими известнейшими коллекционерами в Москве и Санкт-Петербурге, – представительный молодой человек с безукоризненными манерами, в котором чувствовалось великолепное воспитание и родовой аристократизм, неизменно появлялся незадолго до каждого ограбления. Правда, представлялся он всякий раз разными именами, вот только все пострадавшие неизменно узнавали в нем «графа Воронцова».

Макнув перо в чернильницу, Филиппов принялся писать ответ.

«Разлюбезнейший мой друг Франсуа!