– Не уверена.

– Неужели мы с вами никогда не увидимся?

– Возможно, что как-нибудь случайно.

– Ради вас я готов совершить невозможное.

Поднимавшаяся по лестнице девушка приостановилась и внимательно посмотрела на Луи.

– Вот как? Вы говорите «невозможное»?

– Именно так.

– Два часа назад я была на пресс-конференции директора музея Лувра господина Омоля Теофиля, и он нам сказал, что украсть «Мону Лизу» столь же невозможно, как украсть колокольню собора Парижской Богоматери.

– Очень смелое заявление.

– Мне тоже так показалось. Он весьма остроумен, – сдержанно высказалась Жаклин. – Так вы способны на невозможное?

– Что вы имеете в виду? Чтобы я украл колокольню собора Парижской Богоматери или «Мону Лизу»? – невольно удивился художник.

– Вы меня так и не поняли. Я начинаю даже жалеть, что эта наша встреча последняя.

– А если я все-таки сумею сделать для вас нечто невозможное?

– В таком случае приходите в редакцию «Пари-Журналь». И прошу вас, не провожайте меня! Здесь недалеко, я доберусь сама.

Близость красивой женщины кружила голову, от нее пахло ароматом лесных цветов. Интересно, она знает о том, насколько она хороша? Подозревает ли она о своей власти над мужчинами?

– Как скажете, но я уверен, что мы не расстанемся надолго.

Женщина едва улыбнулась и быстрой походкой, насколько ей позволяло зауженное книзу платье, направилась к угловому зданию с вывеской «Пари-Журналь».

Глава 3. 15 апреля 1452 года, Винчи. Я назову его Леонардо

Роженица лежала на узкой деревянной кровати подле высокого узкого оконца, укрытая тонким холщовым одеялом. Лицо бледное, измученное, на высоком широком лбу обильно проступали бисеринки пота. Прикрыв отяжелевшие веки, женщина протяжно застонала, а две свечи, стоявшие в изголовье, пустили под самый потолок облачко копоти.

– За доктором послали? – строго спросила тощая старуха с высушенным желтым лицом у хозяйки дома – крепкой черноволосой женщины.

– Послали, – отвечала одна из женщин, находившихся в комнате, – вот только никак не является.

– Наш доктор все время так, – недовольно пробубнила старуха, – когда он нужен, так никогда его не дождешься. Наверное, опять где-нибудь с приятелями в трактире сидит.

Старуха присела на стул рядом с роженицей и, растянув бесцветные губы в щербатой улыбке, спросила:

– Как ты себя чувствуешь, деточка?

– Болит, – пожаловалась роженица, – внизу живота…

Отхлынувшие воды на какое-то время принесли облегчение, а потом вновь, скривившись от новой раздирающей боли, Катерина завопила в голос:

– Не могу более!

– Конечно, милая, ты ведь рожать собралась. Без боли ребеночка не родить. – Потрогав упругий живот роженицы, старуха неодобрительно покачала головой: – Ребенок очень большой, как бы не перевернулся. Вот что, ждать больше не будем. А то совсем худо станет… Литта, принесите кувшин с водой.

– Сейчас! – Придерживая длинное платье, девушка выскочила за порог.

Через открывшуюся на мгновение дверь в комнату хлынул поток весеннего воздуха, остудив раскрасневшееся лицо роженицы. Через минуту девушка вернулась с кувшином и протянула его старухе.

Взяв кувшин, старуха заглянула женщине в глаза, расширенные от боли.

– Ничего, Катерина, потерпи, скоро все закончится.

– Моченьки моей больше нет терпеть, что же он меня так мучает! – прошелестела она пересохшими губами.

– Это всегда так бывает, значит, потом много радости принесет. Ну-ка, деточка, подними головку, испей водицы, – поднесла она ко рту роженицы чашку с водой. Заливая белую рубашку, роженица сделала несколько судорожных глотков. – Вот так, миленькая, вот так… Отпей еще.

Катерина вдруг выгнулась и закричала, расплескав на подушку остатки воды.

– Ой, не могу! Розалина, голубушка, сделай же что-нибудь!

– Сейчас, милая, сейчас! – забеспокоилась старуха. – Стянув с роженицы одеяло, сказала: – Ноги согни, дуреха! Ноги… Вот так. А теперь тужься, милая, что есть силы тужься!

– Больно мне! – завопила Катерина.

– Потерпи, немного осталось… А вот и головка его показалась… Пошел, сердешный, – протянула повитуха ладони. – Сейчас я его вытяну. Эх, ты!.. Еще и не с такими справлялась! Все хорошо будет! Потерпи малость. Эх, какой громадный уродился, – всерьез подивилась старуха. На лице разродившейся женщины отразилось блаженство. Пересохшие губы растянулись в улыбку. – Сейчас мы тебя освободим, милок, – пообещала старуха и коротким несильным ударом отсекла остро заточенным ножом пуповину, предоставив младенцу свободу. Младенец сморщил красное личико и громко закричал.

– Сынок у тебя родился, – старуха поднесла ребенка к лицу Катерины. – Посмотри, какой он у тебя красивый. Копия мессер Пьеро!

Дверь с шумом распахнулась и в комнату вошел доктор в темном плаще с капюшоном. Следом за ним проскользнула молодая румяная девушка:

– Сюда, доктор.

– Ну-с, где роженица? – слеповато глянул он по сторонам.

– Разродилась Екатерина, – посмотрела на вошедших Розалина. – Мальчик у нее!

– А я-то думал. Оно и славно…. – спокойно отреагировал доктор.

– Ну чего стоишь, Литта? – повернулась повитуха к девушке. – Беги к мессеру Пьеро, порадуй его вестью о сыне. Глядишь, отрезом на платье пожалует.

– Бегу, Розалия, – обрадованно пискнула девушка. И опрометью бросилась в распахнутую дверь.

– Да смотри не упади, – напутствовала старуха, – а то лоб расшибешь!

* * *

– Мессер Пьеро! У вас родился сын! – вбежав в комнату нотариуса, восторженно воскликнула Литта.

Новость о рождении сына мессер Пьеро встретил безмятежно, если не сказать равнодушно. Не обремененный брачный узами, он мог назвать еще три дома в Винчи, где за прошедшие два года у него народились наследники. Их появление на свет никак не повлияло на его судьбу и не прибавило оснований для радости. Принадлежавший к потомственным нотариусам, мессер Пьеро мог позволить себе некоторые фривольности, а так как он был мужчиной видным и весьма состоятельным, то редко какой девушке удавалось устоять перед его обаянием и настойчивыми ухаживаниями. Но с Екатериной, в отличие от прежних его возлюбленных, Пьеро связывали длительные отношения и в Винчи упорно говорили о том, что после рождения ребенка он непременно на ней женится.

Едва улыбнувшись, мессер подошел к буфету, где в высоких стеклянных бутылках настаивалось домашнее вино, и разлил его в два высоких бокала. Девушка, не решаясь пройти в комнату, дожидалась ответных слов Пьеро. Ободряюще улыбнувшись, Пьеро взял бокал и, протянув один из них девушке, спросил:

– Как тебя звать?

– Литта.

– Давай выпьем, Литта.

– Господин Пьеро, я не пью, – отрицательно покачала головой девушка.

– Ты не хочешь выпить за рождение моего сына? – нахмурившись, спросил Пьеро.

– Разве только один глоток, – смущенно произнесла девушка, сдаваясь.

– За здоровье младенца пьют всегда до конца, – напомнил Пьеро. – Неужели ты хочешь, чтобы мой наследник заболел?

– Как вы могли о таком подумать, мессер Пьеро! – обиделась девушка, взяв у нотариуса бокал.

– Вот и прекрасно! – весело произнес Пьеро, слегка дотронувшись краем бокала до ее фужера, извлекая тонкий звон.

Выпив содержимое в три глотка, мессер ревностно проследил за тем, как девушка выпивает вино. Последние глотки давались ей с трудом, но она, преодолевая отвращение, вливала в себя напиток.

– Еще немного! Вот так, – удовлетворенно произнес Пьеро, забирая у девушки пустой бокал. – Уверен, теперь он будет здоров!

– Кажется, я опьянела, – произнесла Литта. – Вино очень крепкое. Меня не держат ноги.

– Тебе нужно ненадолго прилечь, – проявил участие Пьеро. – Давай я провожу тебя в спальню.

– Я зашла к вам на минутку.

– Тебя никто и не задерживает. Немножечко полежишь, придешь в себя, а потом пойдешь по своим делам.

Бережно ухватив девушку за талию, Пьеро провел ее в смежную комнату.